Мэтью Макконахи: «Я сам прокладываю свою колею»

Мэттью Макконахи наливает нам по бокалу красного вина, напоминающего того Мэтью Макконахи, которого мы знали раньше. Он был весельчаком, объектом мечтаний голливудских девушек и участником различных «свадебных переполохов». Но сейчас он выглядит иначе — трагический эксцентрик, личность, пережившая драмы еврипидовского масштаба, гений-горемыка из сериала «Настоящий детектив» и обреченный энтузиаст из фильма «Далласский клуб покупателей».

Однако, гедонистическое наполнение бокалов не противоречит этому этапу жизни, на котором находится мой собеседник. Он находится в фазе полноты бытия. У него есть семья с тремя детьми, дом, награды «Золотой глобус» и «Оскар», источник вдохновения. Он называет это «поймать все зеленые светофоры». И он действительно поймал и теперь имеет право наслаждаться чашей черного техасского вина, подмигнуть мне синим глазом, высказаться о калифорнийском вине, «сомнительном, как все в Калифорнии, включая Голливуд», и откинуться в кресле.

Мэтью Макконахи откидывается в кресле в своем доме в техасском Остине, белом, возвышающемся над рекой Колорадо, чистейшего колониального стиля. В дизайне преобладает ореховое дерево, гостю предложена козетка с удивительно яркой шелковой обивкой. Между нами стоит изысканный столик, весь из элегантных выгнутостей.

Эта техасская роскошь немного смешит меня, я чувствую себя второстепенным героем Майн Рида. Но тот, кто напротив, родился быть главным героем — таковы его стать, его осанка, его громкий голос, переходящий порой в заговорщицкий шепот, его четкий подбородок, взгляд его синих глаз. Он рожден быть дамским фаворитом, объектом мужской зависти, примером для подражания.

Однако Макконахи ведет себя не так, как ожидали бы. Он не дает интервью, а разговаривает, не отвечает на вопросы, а делится своим пониманием мира. Он даже не угощает меня вином, а будто распивает бутылку с новым приятелем.

Для него не существует премиального бума вокруг его ролей, обложек журналов, рецензий. Он живет вне всего этого, не подчиняясь обычной грамматике жизни и по законам собственного синтаксиса.

"Слушайте, все-таки интересно понять, что сделал с собой человек, которого когда-то арестовывали за игру на барабанах на стойке бара в голом виде, чтобы теперь стать «настоящим детективом»? Что произошло с парнем из романтических комедий, чтобы он появился в «Далласском клубе покупателей»? Откуда столько самоиронии в «Волке с Уолл-стрит» и решительности в роли немолодого стриптизера в «Супер-Майке»? Вы пережили такую трансформацию — значит, и сами изменились?", - спрашивают у Макконахи.

"Я вообще не думал, что кто-то еще помнит ту мою барабанную дробь 99-го года! В каком-то смысле — спасибо! Но это иллюзия — что с человеком что-то должно произойти, чтобы он стал иным. Ничего не должно произойти. Разве не естественно, что только тот, кто мог залезть на ту барную стойку голышом, и способен ну хотя бы попытаться стать кардинально иным?", - отвечает Макконахи.

"Я живу, руководствуясь двумя правилами. Первое… Знаете, лучшие советы дают люди, от которых не ждешь советов. Вот один человек, парикмахер, старый парикмахер, однажды стриг меня, рассказывал что-то и между делом произнес, что всегда слушает «своего сверчка». Тогда я пропустил фразу мимо ушей — слишком поэтично. Но она как-то запала в меня. Я вспомнил ее много позже. Слушать своего сверчка… И я слушаю. Делаю то, что мне кажется правильным.

Второе правило, оно из фильма. Моя первая заметная роль — в «Под кайфом и в смятении». Это 1993 год. И в ней мой герой говорит: «Just keep living» («Просто продолжай жить»). Знаете, со временем я пришел к мысли, что это лучшее кредо. Надо просто продолжать жить. И тогда поймешь, как жить. Никакого насилия, просто продолжать. Пожить — и увидеть. Потому что жизнь, она… Понимаете, она никогда не ставит точек.

Я осознал, что стал иным, перестал быть тем, кто мог жить той жизнью — соглашаясь на роли от ощущения, что повезло. Или на дружбу, потому что она предложена. Или постель. Предложение не обязательно соответствует спросу. Мой спрос был иным. Я уже хотел сам прокладывать колею. То же произошло и несколько лет назад. Я почувствовал необходимость в новой колее.

Но вы же не будете спорить с тем, что в новую колею нас толкают новые обстоятельства?", - продолжает размышлять Макконахи.

"Не буду. Но и утверждать это тоже не буду. С годами я стал… более эгоистичным, более себялюбивым, что ли. Я всегда ненавидел даже сами эти слова — «самоуверенность», «себялюбие». Но без доли себялюбия собой не останешься. Я больше не соглашаюсь на роли — в кино или в чьей-то жизни — просто потому, что меня выбрали. То есть я по-прежнему бью в барабан, но уже в свой барабан. И вот это со мной произошло определенно. Я как бы перестал спрашивать разрешения войти. Перестал стучаться. Я просто вошел.

Но да — так или иначе это совпало с тем, что подрастал наш первый ребенок, мы ждали второго… Ко всей жизни, кроме семейной, тогда я применил бы слово «плато». Шел вверх, вышел на плато. Оказалось, что вершины нет. Нет высшей точки, толкаешься на плоскости. Но я-то знал, что «выше» — оно есть. Другие роли, другие смыслы.

Дело в том, что в личной жизни я переживал восхождение, подъем, строительство. А в кино — комфортное затишье, движение по плато, да еще и на рельсах. Это был явный, мучительный диссонанс. Но именно тогда — от переживаемого личного восхождения — я стал увереннее, самоувереннее. Становишься более самоуверенным, когда заводишь семью. Ведь дети… Они не могут жить без твердого ощущения, что их родители — нерушимая стена. Ты должен начать чувствовать себя этой стеной. Именно поэтому я смог решительно раздеться и стать обаятельным хищником-стриптизером в «Супер-Майке» — я научил себя новому самоощущению. Самоуверенности.

То есть вы решительно отсекаете прошлое? Став тем, кто сыграл в «Супер-Майке», вы отвергли того, кто блистал в «Как отделаться от парня за 10 дней»?

Да я же только что говорил про запятые! Вы даже не представляете, как я благодарен той жизни, в которой были ромкомы! Какой красоты чеки, с какими идеальными нулями я получал! Но я говорю о развитии. О движении. Прошлое в прошлом, но оно не кончается. Я тот, кто я есть, благодаря тому, кем был.

Вы говорите, что для детей надо стать стеной, которая бы их защищала. Но не защищаете ли вы их от самой жизни?

Знаете что… Стена — неправильное слово. Правильное — скала. Ты должен быть скалой, за которой они — и они это знают — всегда могут укрыться. В раннем детстве они должны просто жить под скалой, о которую разбиваются все атаки жизни. А потом от этой скалы должны откалываться камешки, открывающие им все больше неба, все больше жизненного пространства… Родительская скала не должна стать препятствием для ребенка. Не должна заслонять от него жизнь.

Мои родители… О, это удивительные люди. Они разводились два раза! Два! И дважды вновь соединялись! А я, младший из трех их сыновей, — даже не знал, что они разводились. Я каждый раз думал, что мама уехала в длинный отпуск. Что она задерживается. А потом мама возвращалась и говорила, что живет у тети, потому что тете нужна зачем-то там какая-то поддержка. И если бы родители вновь не женились, а остались бы в разводе, я бы все равно вырос с чувством нерушимости моего мира. Понимаете, они были той скалой, которая защищала меня. При всех обстоятельствах.

Вы думаете, они были правы, что лгали?

Я уверен — они не лгали. Они просто не разрушали правдой. И потом… Они любили друг друга. Даже разводясь, они знали, что любят. Это-то и было правдой, которую я чувствовал. Это и была та правда, которая сохраняла тогда мой мир.

История о родительских разводах как-то повлияла на ваше отношение к любви, к семье? Ведь вы вступили в законный брак, когда у вас уже росло двое детей…

Да нет, просто мы не хотели чинить то, что не сломалось. Зачем жениться, если мы и так вместе? Так тогда думалось. Мне казалось куда более важным, чтобы у нас был общий дом. То есть стопроцентно общий. У меня был прекрасный дом в Малибу, и, когда Камила (Камила Алвес, жена Макконахи. — Прим. ред.) поселилась в нем, она сказала: пусть все остается как есть, мне нравится. И она не кривила душой, я знаю. Но мне казалось неправильным, чтобы она жила в моем доме. Мы должны были жить в нашем доме. В доме, где ровно 50% от нее и ровно 50 — от меня. Все должно быть поровну в общей жизни. Для меня это семья, а не свидетельство о браке.

Брак… это как дружба — другу стараешься не причинять неприятностей. И что-то приятное делать вместеНо не только это, конечно. Мне, например, кажется важным, чтобы мы всегда были вместе. Ник