Иосиф Бродский: «У меня нет ни философии, ни принципов… У меня есть только нервы»
О жизненной философии
Никакой жизненной философии нет. Есть лишь определенные убеждения. С натяжкой это можно считать философией. Могу назвать это философией стойкости, возможностью выстоять. Довольно простая вещь. Когда находишься в плохих обстоятельствах, перед тобой выбор - сдаться или пытаться противостоять. Я предпочитаю противостоять сколько возможно. Вот это и есть моя философия, ничего особенного.
Об иронии
Ирония - вещь обманчивая. Когда с насмешкой или иронией говоришь о ситуации, в которой находишься, то кажется, что не поддаешься обстоятельствам. Но это не так. Ирония не дает уйти от проблемы или подняться над ней. Она продолжает удерживать нас в тех же рамках.
Хоть и отпускаешь шутки по поводу чего-либо отвратительного, все равно продолжаешь оставаться его пленником.
Об отце и доме
Не то чтобы он на меня влиял, а просто я был частью его, по сути я - это он... Ведь пока они живы, мы думаем, что мы - другие, что мы - это что-то самостоятельное, а мы на самом деле - часть той же самой ткани, та же самая ниточка...
Вообще, я должен сказать, что жизнь в семье - это сохраняется навсегда... Молодой человек, он все время хочет жить по-своему, он хочет сам быть, создать свой мир, отделиться от всего остального... И когда родители умирают, ты вдруг понимаешь, что это-то и была жизнь...
О добре и зле
Я отнюдь не считаю, что все люди плохие. Но я просто утверждаю, что люди способны делать плохое, творить зло, наделены невероятной способностью.
И в меньшей степени расположены к добру?
Похоже, что так (смеется). Должен сказать, что люди в равной степени расположены к добру и злу. Но люди, насколько я знаю, предпочитают легкие решения, а совершить зло легче, чем сотворить что-либо доброе.
Об искусстве
Еще одно заблуждение - то, что искусство исходит из опыта и бытия. Не помню, говорил я уже где-то или нет, но ты можешь быть очевидцем Хиросимы или провести двадцать лет где-нибудь в Антарктиде - и ничего не оставить после себя. А можешь провести с кем-то ночь и выдать «Я помню чудное мгновенье…» А можешь и без ночи написать. Так что, если бы искусство зависело от жизненного опыта, мы имели бы гораздо больше шедевров.
О пространстве
Это самое важное - пространство, в котором находишься. Помню, когда мне было года двадцать три, меня насильно засадили в психиатрическую больницу, и само «лечение», все эти уколы и всякие довольно неприятные вещи, лекарства, которые мне давали, и так далее, не производили на меня такого тягостного впечатления, как комната, в которой я находился…
Отношение величины окон к величине комнаты было довольно странным, несколько непропорциональным, то есть окна были, думается, на какую-нибудь восьмую меньше, чем должны быть по отношению к размерам комнаты. И именно это доводило меня до неистовства, почти до помешательства.
О языке и патриотизме
Я принадлежу к русской культуре, я сознаю себя ее частью, слагаемым, и никакая перемена места на конечный результат повлиять не сможет. Язык - вещь более древняя и более неизбежная, чем государство. Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то, с моей точки зрения, мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятвы с трибуны.
О вере и религии
Вообще я не сторонник религиозных ритуалов или формального богослужения. Я придерживаюсь представления о Боге как о носителе абсолютно случайной, ничем не обусловленной воли. Я против торгашеской психологии, которая пронизывает христианство: сделай это - получишь то, да? Или и того лучше: уповай на бесконечное милосердие Божие.
О войне
Год назад по телевидению показали кадры, снятые в Афганистане. По пустынной равнине ползут русские танки - и все. Но я потом больше суток подряд просто на стены лез. И не в том дело, что мне стыдно за Россию… Я воспринял эти танки как орудие насилия над природной стихией. Земли, по которой они шли, даже плуг никогда не касался, не то что танк.
Какой-то экзистенциальный кошмар. Он до сих пор у меня перед глазами
О самом главном
Люди вышли из того возраста, когда прав был сильный. Для этого на свете слишком много слабых. Единственная правота - доброта. От зла, от гнева, от ненависти - пусть именуемых праведными - никто не выигрывает. Мы все приговорены к одному и тому же: к смерти. Умру я, пишущий эти строки, умрете Вы, их читающий. Останутся наши дела, но и они подвергнутся разрушению. Поэтому никто не должен мешать друг другу делать его дело. Условия существования слишком тяжелы, чтобы их еще усложнять.
Что самое важное для вас в жизни?
Способность человека прожить именно своей жизнью, а не чьей-либо еще, иными словами, выработать собственные ценности, а не руководствоваться тем, что ему навязывают, сколь бы привлекательными они ему ни представлялись. В первую очередь каждый должен знать, что он собой представляет в чисто человеческих категориях, а потом уже в национальных, политических, религиозных.
Что вы цените выше всего в человеке?
Умение прощать, умение жалеть. Наиболее частое ощущение, которое у меня возникает по отношению к людям - и это может показаться обыденным, - это жалость. Наверное, потому, что мы все конечны.