Ирина Розанова: «Я помню только хорошее»

ФотоБорис Захаров

В ее естественной манере держаться, чуть ленивых движениях, тихом, глубоком голосе и повелевающем взгляде есть что-то неуловимо царственное. Значительное. Ей бы блистать на сцене императорского театра, а не измученных жизнью современниц играть. Что же делать, если Роли с большой буквы для Ирины Розановой сегодня нет? Впрочем, она вполне по-царски управляет своим черным джипом. («Как вам идет эта машина!» – говорю я, подсаживаясь, чтобы добраться к назначенному ранее месту встречи. И слышу в ответ лаконичное: «Машина всем идет».) Она фантастически открыта и сердечна в простом, дружеском общении, но только не сейчас, не в момент «официального» интервью. Диктофон вырастает между нами в кафе как преграда. Над красиво сервированным столиком повисает незримое табу: «О личной жизни – ни слова!» Ирина никогда не рассказывает публично о своих отношениях с мужчинами. («Если сочту нужным, сама напишу об этом книгу».) Даже отвлеченные вопросы о ее чувствах, переживаниях вызывают жесткую реакцию: «Вы про что сейчас спрашиваете? Про личную жизнь или творчество? Про творчество отвечу…» Твердости и упорства Розановой не занимать. Разве не она пятилетней девочкой самостоятельно пришла к директору Рязанского драматического театра, в котором работала ее мама, и попросилась на роль в новом спектакле? Это был первый (известный истории) волевой поступок будущей актрисы.

## Коротко о главном

Можно ли научиться оптимизму? Нужно. Но, по-моему, невозможно. Какой самый важный совет вам дали в жизни? Я не люблю чужие советы. Когда и где вы счастливы? В кругу семьи. И когда убегаю на природу. Только там мне становится хорошо и покойно. В чем главное различие между мужчиной и женщиной? Мы – сильные мужики. Им по статусу полагается быть сильными, но природа генетически заложила так, что женщина все равно сильнее. И так было всегда. Чего вы больше всего боитесь? Я боюсь, что когда-нибудь проснусь и не будет Третьяковской галереи, Эрмитажа и Пушкинского музея, а вместо них появятся музеи гламура, глянца и целлофана. Что вам больше всего нравится в себе? Сила. А не нравится? Слабость. Чего вы никогда не хотели бы менять в своей жизни? Свой пол.

## Фото

ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА

SoulBalance: Как мама отнеслась к вашему желанию стать актрисой? Ирина Розанова: Как любая актриса, она знает, какой это несладкий и тяжелый хлеб. Она, наверное, переживала, только отговаривать меня было бессмысленно, и она это понимала. Если я чего-то сильно хочу, я все равно это сделаю, добьюсь. А мне очень хотелось стать актрисой. Родители, хотим мы того или нет, продолжают себя в нас. Ведь и вы однажды, как мама, решительно ушли из спокойной жизни в неизвестность – за режиссером, которому поверили. Что еще вы взяли от родителей? И. Р.: Мама и папа – мои самые близкие люди. Им некогда было меня воспитывать, потому что они очень много работали в театре. Мы со старшим братом были предоставлены сами себе. А в 19 лет началась моя самостоятельная жизнь в другом городе. Но я точно знаю, что отношение к своим родным – оно у меня от мамы. Она никогда не говорила нам, как надо поступать. Просто на ней держалась большая семья. И сама она росла в семье, где среди семи детей была старшей. Ее отношение к своим близким всегда было очень сердечным. Она открыта и готова прийти на помощь по первому зову. Это перешло и ко мне. Семья – это очень важная часть меня, мы все как ветви одного дерева. Я думаю, что и мамино бескорыстие тоже в каком-то смысле во мне есть: я не сильно переживаю за вещи бытового плана. Не было так, чтобы я без чего-то жить не могла. Вы часто оставляли налаженную жизнь, устроенный быт и начинали все с нуля – так было и в личной сфере, и в творчестве. От чего вы уходили? И. Р.: Про творчество отвечу. Когда возникает какая-то мертвая точка в жизни, пауза, которая затягивается, ее обязательно надо обрубать. Это очень просто. Когда я уходила из Театра Маяковского в студию к молодому режиссеру Сергею Женовача, все говорили: ты что, с ума сошла – из академического театра с традициями, историей к какому-то студенту, в полную неизвестность? А мне было интересно! То, чем занималась команда, созданная Сергеем, сложно назвать театром – это было дружбой, фантазией, сумасшествием, семьей. У нас была свобода выбора, а это самое главное. И для меня не вставал вопрос: где лучше? Что я потеряю там и что приобрету здесь? Я шла по чувству: туда, где было хорошо, где было настоящее. И, когда в Театре на Малой Бронной все это закончилось, мы уже уходили, просто чтобы выбраться из той мертвой петли, которая образовалась. Не страшно уходить в никуда? И. Р.: Мы уходили в свободу. Я не знала, что будет дальше, но понимала, что это лучше, чем сидеть на одном месте и проклинать свою жизнь. Я не люблю ходить строем – это не мое. Общий сбор шишек в пионерском лагере всегда приводил меня в уныние. Я выросла свободно: родители не подбрасывали меня к родственникам, а все время – лет с трех – возили с собой на гастроли по разным городам. И спасибо им за это: у меня миллион детских впечатлений о тех поездках. Я и сейчас люблю дорогу, не устаю при самых дальних переездах. Машина – это мой дом, в котором я чувствую себя очень комфортно и защищенно. Похоже, вы легко расстаетесь с прошлым… И. Р.: Расставаться вообще непросто. Это всегда болезненный момент. Но я считаю, что делать это нужно вовремя, чтобы не довести ситуацию до того момента, когда резкое неприятие происходящего затмевает все. У меня были достаточно драматичные моменты в жизни, но память моя хранит только хорошее. Не знаю почему.

## Фото

ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА

Может быть, это реакция самосохранения? Или печальный опыт уходит в бессознательное, а потом выплескивается в ваших ролях? И. Р.: Наверное, так и есть. Работа – это моя любовь, жизнь, радости и слезы... Но думаю, что я еще не выразила себя полностью как актриса. Я мечтаю о таком моменте, когда уйдет вся суета и можно будет свободно рассказывать свою жизнь, ничего уже не играя. Так Ростислав Плятт с Фаиной Раневской существовали в спектакле «Дальше – тишина». Так Евгений Леонов существовал в «Поминальной молитве», когда работало все – его опыт, боль, вся его жизнь – и было такое ощущение, что сам он не прикладывает к этому никаких усилий. Это мистика! Мне бы очень хотелось сыграть что-то про свой возраст, чтобы рассказать то, что я прожила и уже знаю. А как вы его ощущаете – свой возраст? И. Р.: Хорошо ощущаю. Он мне нравится. Меньше суеты, бестолковости, хотя и это тоже иногда нужно… У меня нет пока трагического ощущения надвигающейся старости. Что служит для вас опорой в трудную минуту? И. Р.: Всегда рядом есть родители, друзья. А потом… Знаете, есть такая странная болезнь – фобофобия, боязнь бояться чего-то. Мне кажется, не надо бояться перемен, потому что не во всех переменах бывает печаль. Хуже, когда ничего не происходит. А к психотерапии интереса не возникало? И. Р.: Кто меня знает лучше, чем я сама? Помню, я бросала курить и сильно поправилась – сигарету заменила тортиками, сладкими батончиками… Причем штуки три я съедала сразу, две – минут через десять, а еще две растягивала на день. Это было сумасшествие. И я пошла кодироваться от сладкого. Долго со мной говорил врач, а потом руками развел: трудно, говорит, с вами. Трудно. Потому что я знала все, что он мне рассказывал. И сама в конце концов разрулила эту проблему. Мы ведь прекрасно все про себя понимаем, просто иногда стараемся от чего-то убежать, чего-то себе самому не договорить… Но и в этом тоже жизнь! Если все себе рассказывать, будет уже совсем скучно. А мне с собой очень интересно. Хорошо, когда есть разное – и в работе, и в жизни. Ваша профессия как раз и позволяет вам проживать разные жизни… И. Р.: Проживаю я свою жизнь, а жизнь своего героя – придумываю, играю. Хороший артист – обязательно хороший психолог. Мы все время анализируем: а что за причина, а может ли быть иначе? Этот мир фантазий и сочинительства отрывает от реальности, в которой цены растут, а я совсем не рантье… Вот сейчас многие придумывают себе виртуальную жизнь в компьютерах. Наша профессия – та же виртуальная жизнь, в которой можно заниматься чем-то настоящим, интересным. Вы не боитесь забыться, потеряться в этих придуманных мирах? И. Р.: Никогда. Я стараюсь жить непридуманно. Правда. И мне всегда интереснее в жизни и на сцене то, что не придумано. Я очень хорошо вижу реальные взаимоотношения. Вот в балете, например: танцует прима, а за ней – кордебалет. Все должны ноги ровно тянуть, а одна выше т